Книги
"Обладать и принадлежать". Рената Литвинова.
СОДЕРЖАНИЕ СБОРНИКА:
ОФЕЛИЯ, БЕЗВИННО УТОНУВШАЯ
("Три истории")
Регистратура в больнице родильного отделения. За стеклом, за столом сидит девушка, главная героиня, как все ее здесь зовут – Офа, и объясняется кокетливо с очередным отцом, ожидающим новорожденного: – Ну что ты! Нет, нет, нет, я не касаюсь детей, я даже не имею такого образования – вытаскивать их из чрева! Я касаюсь только бумаг, только бумаг! – и она улыбается мужчине. Тот проходит мимо нее в коридор, она встает и второй женщине, стоящей у стеллажей с картотекой, быстро и приветливо говорит: – Я скоро вернусь. Я на минутку! Поднимается наверх, надевает марлевую маску на лицо. Входит в одну из палат – там сидит девушка на кровати в расстегнутой рубашке, значит, только что кормила ребенка. Офа: Где же твой ребеночек, Таня? Унесли? Ну, как тебе? Что ты думаешь, Таня? Что ты решила, Танечка? Не молчи, не молчи, Таня, это все обернется против тебя. Я же знаю. – Она говорит мягко и любезно, но с тайным нажимом. Таня эта не реагирует на ее слова, сидит с отрешенным лицом, ничего не отвечает… – Таня, Таня, Таня!.. – продолжает Офа, – не делай того, что я не советую тебе, я пока тебе друг, не превращай все в обратное, слушайся меня. Одну только меня! Никого не слушай, а только мой голос, Таня!.. – Она хочет взять Таню за руку, но та с ненавистью отнимает руку и отталкивает белую, чистую, красивую Офу. Лицо у Офы страдальчески морщится, она что-то еще готова сказать, но в палату входит другая роженица, и Офа словно пугается и, поспешно отшатнувшись от Тани, быстро выходит из палаты, сдирает на ходу марлевую маску. На лестнице ее догоняет парень, молодой врач. Они закуривают у окна. – Офа, милая, красивая Офа! Как вы неожиданно мне встречаетесь, я так влюблен в вас, в ваш голос, в вашу походку, по которой вас можно определить издалека, вы всегда одна, загадочная Офа, куда вас можно пригласить? Куда вы любите ходить? Что я должен предпринять, чтобы вы не отказали мне? Говорите! Офа засмеялась, не отвечая и затягиваясь сигаретой. – Я должен знать, что вы любите есть, пить, какое время суток вы предпочитаете, какой сезон в природе, погоду, цвет, запах, какого персонажа и из какого произведения вы видите в своем воображении, когда вы засыпаете или вот когда вы так покуриваете, глядя непонятно? Офа улыбаясь помолчала и тихо ответила: – Да, ну вы же знаете, и все знают, что я люблю Офелию, безвинно утонувшую… – отметила она в конце фразы и замолчала, разглядывая доктора. – И нет прекраснее и чище ее! Доктор засмеялся, ведь все это звучало как шутка: насмешливо, иронично. – Поэтому вас сократили до Офы, хотя ваше имя иное?.. – сказал он. – А я не против, а я не против, между прочим… – Она затушила сигарету, делая движение уйти. Он схватил ее за руку: – Не уходите, вы пришли в мое отделение ведь не просто так? Офа: Не просто так… Он: А чтобы увидеть меня, так, Офа? Офа (невинно): Почему?.. Он: Вы никогда не касаетесь палат, вы заведуете бумагами… Офа (нахмурившись): Да, я пришла увидеть вас. Он: Ну? Офа: Я увидела. Пойду. Руку отпустите, доктор. Доктор: Милая, любимая Офа, не играйте со мной, я же действительно без ума от вас! Офа: Идут! Сюда идут! (Пытается вырвать руку, но он оглядывается: видит, что она его обманула, что никто не идет.) Доктор: Вы что, боитесь меня? Никто не будет любить вас так, как я. Офа: Ах!.. Встретимся в семь после смены. Он отпускает ее. Улыбается. Она ему тоже улыбается, быстро убегает, снизу с лестничного пролета спрашивает: – А что мы с вами будем делать? Стрелки больничных часов показывают без трех минут семь. Офа снимает халат. Доктор уже ждет ее за стеклом. Она берет сумочку, за полкой с картотеками поправляет чулки на резинках, красит губы и выходит к нему, как и каждый раз, поражая и веселя его. – О, Офа! – говорит он ей. Они вышли на улицу. Идут по улице, разговаривают. Офа идет чуть впереди, наклонив голову, послушно отвечает на вопросы. – Что вы любите пить? Офа: Ну, чай крепкий. С лимоном. Это утром. И кофе с сигаретой – вечером. Доктор: А погоду? Офа: Осень – хорошо. Когда дождь. И чтобы была ночь. Так люблю, доктор. Доктор: А цвет? Какой вы любите цвет? Офа: Я люблю белый. Я люблю черный. Я люблю красный. Я люблю сверкучий, из чешуи. Доктор: А море? Офа (задумавшись): Да, я люблю воду. Доктор: А вы хотите замуж? Офа: А, вы меня проверяете, все думают про меня что-то не то. Нет, я не фригидная, доктор. Я люблю мужчин. Они подошли к скамейке, доктор бросил на нее свой портфель. Вслед за этим и сели на скамейку. Доктор: А почему вы ушли из старой больницы, Офа? Офа: Старая больница – сырая, грязная, стены у нее больные, мне не нравился район, где она стояла. Мне прискучило все там! Все они интересовались моей жизнью. Что я им сделала? Они не давали мне покоя. Нужно менять места – такое мое правило. И эти мужчины!.. Доктор: Вы говорите как эта Таня из моего отделения. Она сегодня уходит домой, мы составляли документы на ребенка, ведь вам уже отнесли дело в регистратуру? Офа {скрывая возбуждение): Какое дело? Ничего не приносили! Доктор: Дело в том, что она отказывается от ребенка. Офа: И она уходит сейчас? Доктор: Что? А, уходит, уходит… Офа, милая… Он наклоняется к ней и целует ее – она не сопротивляется. После поцелуя, отстранившись, она спрашивает: – А что мы будем делать? Доктор: Поедемте ко мне? Офа: А вы взяли с собой презервативы? Доктор в некоторой растерянности и смущении что-то невнятно отвечает: – Ну… не-е-ет… Офа встает со скамейки и обращается к нему уже сверху вниз: – А я без них не буду. Прощайте, доктор, – и она быстро уходит, оставив его одного на скамейке с удивленным, и оскорбленным, и озабоченным лицом. Едва завернув за поворот, пропав из поля зрения, поля видимости доктора, Офа начинает уже откровенно бежать в сторону своего больничного корпуса. Вбегает в свою регистратуру. На столе ее сбоку уже появилось новое «дело». Она, не садясь, стоя, склоняется над ним, судорожно листает, ищет конец дела, читает, захлопывает его. Слышит чьи-то шаги, прячется за стеллаж с картотекой. Сквозь полки видит, что прошла одинокая фигура девушки по имени Таня. Офа ждет, когда та пройдет и хлопнет дверью. Переждав несколько мгновений и услышав, что никто не идет, Офа бесшумно выскальзывает на улицу, идет некоторое время следом за фигурой девушки, не окликая, не догоняя ее, а только выслеживая. Так они проходят несколько кварталов. Довольно пустынно на улицах города в эти часы. Наконец Офа нагоняет девушку. Идет с ней некоторое время молча нога в ногу. Закуривает на ходу. Девушка говорит ей: – Угостите меня тоже. Офа молча дает ей прикурить. Девушка меньше ее ростом – Офа царственно вглядывается в нее. Таня (затянувшись несколько раз, говорит): Какая вы добрая, Офа. Только вы одна… Офа: Я бы не назвала себя доброй… Я бы назвала себя человечной. (Тут Офа, оглянувшись, нагибается и поправляет сползший чулок с ноги.) Таня: Отчего вы носите чулки? Это же неудобно. Офа: Удобно, но я могу снять, если тебе не нравится. Зайдем в подъезд, а то тут вдруг кто- то пойдет. Я сниму, а ты подержишь сумку. Офа оглядывается по сторонам. Девушка покорно качает головой. Офа: Нет, этот подъезд не годится… (Они проходят мимо нескольких подъездов и подворотен.) Нет, это не то… Нет, вот там дальше будет… Вдруг навстречу им попадается незнакомый мужчина, он игриво цокает языком и не дает им пройти, но наконец пропускает и идет дальше. Таня: Кретин, старый урод… Ненавижу мужчин. Эти мужчины!.. Офа: Вот подъезд, сюда! Она завернула в какую-то глухую подворотню, верно, вообще нежилого дома. Они остановились в подъезде. Офа: Да, ненавижу мужчин. Ненавижу женщин. Девушка взяла из рук Офы ее сумочку, отвернулась спиной так, чтобы не стеснять регистраторшу, и, стоя спиной, сложив на животе руки с сумкой и подталкивая ее коленями каждый раз, спросила лирически, глядя из подъезда на улицу: – А кого же вы тогда любите, Офа? Офа: Я? (Снимая чулок с ноги.) Я люблю детей. Она занесла над ее головой ленту чулка, перекинула на шею и резко затянула, поднимая вверх, заваливая набок и перекручивая тело девушки намного меньше себя. Когда та уже совсем свалилась на пол, вниз лицом, Офа оседлала ее, поставив коленку той на спину, та продолжала несильно дергаться • у нее в руках через концы чулка, которые она продолжала натягивать. Офа: Больно тебе? Не больно, не больно… Далее следовала техническая часть – долго-долго не отпускать чулок. Так Офа и сидела с настороженными глазами и ушами в проеме подъезда – вид у нее был со стороны, конечно, престранный: чулка-то издалека не было видно, и казалось – сидит девушка на каком-то пригорке с высоко поднятыми рукам, как дирижер, и лицо у нее морщилось от физического напряжения. Но все когда-то завершается. Офа вышла из подъезда, надев перед этим чулок, даже и нигде не пострадавший, не порвавшийся. Офа побежала по улицам, проверяя телефонные аппараты – многие из них не работали. Один все-таки сработал. Дрожащими пальцами она набрала номер телефона. – Доктор! Доктор! – заговорила она в трубку. – Это ваша Офа. Я все сделала неправильно: зачем я вас оставила, простите ли вы меня теперь? Я совсем одна тут стою на улице, и мне очень-очень-очень страшно, доктор! Я записываю ваш адрес! – она его не записывала, но кивала, улыбаясь. Ночью рядом с его плечом она резко очнулась. Встала, тихо оделась, вышла на улицу, вернулась на место убийства, зашла в подъезд – девушка все продолжала лежать ненайденной. Офа наклонилась над ней, чуть перевалила ее и стала тянуть из ее рук забытую сумочку свою. К ужасу Офы, девушка «не отдавала» ей сумочку. Видно, пальцы сильно сцепились. Офа встала перед ней на колени и по пальцу разжала руку. Забрала сумку. Вышла из подъезда. Уже наступал рассвет. Она села у доктора на кухне (ведь двери, уходя, она лишь прикрыла, оставив небольшую щель), быстро сняла платье, оставшись в рубашке, закурила. Ее напугал вставший доктор. Она вздрогнула, когда он вошел. – Ты много куришь, Офа, – строго и нежно сказал он. – Я так еще неопытна, – пожаловалась она ему. Он воспринял это по-своему, по-мужски – улыбнулся. – И еще, – добавила она, – наверно, я сегодня сделалась беременной. И это что, я должна вынашивать твоего зародыша? Но я не хочу вынашивать твоего зародыша в себе, я должна делать карьеру! – Какую карьеру? – изумился доктор. – Мне дают место в архиве роддома. Я буду заведовать этими секретными архивами, всеми связями и данными, подложными фамилиями и адресами ускользнувших, расписки отказавшихся женщин будут в моих руках, одновременно я буду обладать их адресами и подлинными фамилиями – такое судьба посылает не каждому! – Не каждому, – отозвался доктор. – А что же, Офа, ты не любишь меня, как говорила ночью? – Я не люблю мужчин. Я не люблю женщин. Я не люблю детей. Мне не нравятся люди. Этой планете я бы поставила ноль. – А кого же ты любишь, Офа? – Я, наверное, люблю животных, – сказала она, – и не задавай мне этого вопроса, потому что у меня рождаются ассоциации. И не провоцируй, не провоцируй меня на лишнее! У меня отдельный большой план жизни, а ты, мой милый, сбиваешь, сбиваешь меня с толку. И не приближайся ко мне, пока я не уйду. Настенные часы в больнице показывают семь часов вечера. Офа сидит в архиве за столом, пьет кофе и курит, наблюдая, как собирается ее пожилая напарница. = Ну, до свидания, Офа, – говорит ей напарница, открыв входную дверь. – Неужели вы не устали, всегда такая веселая, бодрая, услужливая, такая чистоплотная, добрая девушка? – Я люблю касаться бумаг. – Она взяла со стола одну из карточек, – вот, например, в семидесятом некая Косматова Жанна отказалась от своего первенца-мальчика. Его звали Петей и отдали в семью Тополь через год по адресу: Авиационная, 71. – Тише-тише! – сказала ей напарница. – Это же секретные данные! Вдруг нас кто-нибудь подслушает? – Вдруг никогда ничего не бывает, – сказала Офа, – все закрючковано, имеет свои заделы и забросы – есть судьба, и если ты ей не противоречишь, она несет тебя в заданном направлении ко всем тем поступкам, на которые ты запрограммирован и рассчитан изначально. И даже помогает и сохраняет тебя. И пока ты это не выполнишь, ничего с тобой не случится! Женщина удрученно задумалась у дверей, вздохнула и сказала: – Ну, ладно, пойду, Офа. Закроете потом все. – И ушла, тихо затворив за собой дверь. Офа тут же вскочила и закрыла за ней дверь на замок. Как только она повернула ключ, тут же в дверь стал стучаться доктор. – Офа, открой, это я! – забарабанил он в дверь. Офа молчала, застыв у дверей. – Пусти меня, Офа, – не унимался доктор. – Не пущу, – наконец отозвалась она загадочно. – Тебе чего? – Я принес тебе яблок, – сказал тот. – Положи под дверь и уходи. – Их украдут, Офа. Давай я тебе их передам. Заходить не буду, только передам через дверь. Офа щелкнула замком. Сделала маленькую щель и высунула только руку: – Давай! – она помотала в воздухе рукой, не показывая своего лица. Он вложил в руку сетку с яблоками, руку успел поцеловать. Она тут же закрылась снова, приговаривая: – Спасибо. Ты уже помогаешь мне, значит, я на верном пути, – сообщила она. – Я не хочу, чтобы ты видел мое лицо, оно такое… разгоряченное! Просто я у цели, доктор! Он покорно слушал ее. – Иди! – приказала она ему, и он побрел по коридору вон из больничного архива. Офа пошла в глубину архива, стала рыться на одной из полок и наконец достала тонкое «дело» – она закрыла лицо руками, тоненько взвыла даже, постояла с секунду, словно от головокружения, схватившись за лоб, потом побежала к столу и судорожно начала читать, листать, шевеля губами, и перелистывать. Вслух несколько раз она прошептала: – Цветочная, 25, квартира 5. Цветочная, 25, квартира 5! Захлопнула дело, сложила его в два раза и запихала в свою белую сумочку с потрепанными ручками. Офа стоит на углу дома 25 по улице Цветочной. Заходит в подъезд. На этаже звонит в квартиру 5. – Кто там? – слышится женский голос. – К вам по делу, пустите, – проговорила вежливо Офа. – Не пущу, – сказал голос. – Я одинока, и уже ночь на дворе. Офа вышла во двор, посмотрела на окно пятой квартиры – увидела женщину лет пятидесяти с лишним. Запомнила ее внешность. Утро следующего дня. Офа сидит на скамейке. Подъездная дверь открывается, выходит та самая женщина. Офа говорит сидящему рядом мальчику лет одиннадцати: – Пойди и толкни ее. На, – она дает ему деньги. Парень бросает сигаретку, поправляет на пальце фальшивый перстень и бежит за женщиной. Делает вокруг нее несколько кругов – та настороженно остановилась, наблюдая за его манипуляциями. Мальчик толкнул ее в спину, тогда она врезала ему палкой прямо по голове – палка у нее была тоненькая, дамская, но, видно, била больно, потому что мальчик заорал как резаный и убежал, схватившись за окровавленную голову. Женщина пошла дальше. Приятно пораженная, Офа двинулась следом за ней. При всей своей защищенности вид эта женщина имела незащищенный, и даже беззащитный, лирический. Двигалась она женственно и небыстро, прическу имела кудрявую и ухоженную, взгляд – рассеянный и отрешенный. На палочку она не опиралась, но несла в руках как зонтик. Палочка была белая, и в платье она одета была тоже белом, длинном, даже каком-то массивном, навевающем какие-то доисторические ассоциации. Офа шла за ней, выслеживая, куда же та пойдет. Та вырулила в конце концов в парк и села на скамейку у реки в довольно глухом, уединенном месте, заросшем ивами. Скамейка была полуразрушенная. Хрустнув кустами, Офа подошла к женщине и села на скамейку. Та глянула на нее недовольно, шевельнув в руках книгой, которую она читала. – Не знаете, здесь купаются? – спросила Офа очень нежным голосом. – Да вы что! – сказала женщина. – Из этой реки потом нельзя выбраться. Здесь илистое дно и зыбкий берег. Офа слушала и кивала ей, но самое главное – ее целью было лишить эту женщину палочки, которая стояла у той за спиной, прислоненная к скамейке. Офа вытянула руку по краю скамейки и пальцем толкнула палку, чтобы она свалилась в траву. – Так-так-так… – деловито отозвалась Офа. – Вы мне мешаете этим своим «так-так-так», – сказала женщина. – Сразу видно, – сказала Офа, – что у вас нет детей! – Чтобы они повторяли мою судьбу? – та отрицательно помотала головой. – А что у вас за судьба, чтобы вы не хотели, чтобы они повторяли? – трехсложно, как песню пропела, спросила Офа настораживаясь. – Здесь совпадения падают подчас и на детали, девушка… – Можно, знаете, проверить. Вот, ну неужели вы сейчас читаете книгу про невинно утонувшую Офелию? Женщина немного удивленно глянула на нее. – Да, – сказала она. – Офелия – мой любимый персонаж, но вы, девушка, наверно, подглядели! – Нет, – сказала Офа, – я просто действовала вашим методом совпадений. Но если все так получается, то это – ужасно! Она стала внимательно вглядываться в лицо женщины, вырвала у нее из рук книгу, посмотрела оглавление и название. Вернула книгу и сказала: – Простите мне мои сиротские выходки. – Вы – сирота? – равнодушно поинтересовалась женщина. – Ну, ничего, ничего. – Чем же мне вам помочь? – спросила ее Офа. – Вы не голодаете? – Нет, – ответила женщина. – Вы счастливы? – Нет. – А за что вы любите эту бедную Офелию? Скажите мне. – Ну, за ее красивую, пожалуй, смерть, – неожиданно ответила женщина. – Я завидую ее смерти, как вы точно выразились, невинно утонувшая. Ах, как это притягательно. Но мне самой так никогда не удастся. Где моя палочка? – нежно проворковала она. – Мне надо идти, пора обедать. – Офа вскочила и стала как бы искать палочку, высказав предположение: – Я помогу вам, я помогу вам, она, наверное, закатилась под уклон к берегу. Обе женщины подошли к самой воде, вглядываясь себе под ноги. – Как все само совпадает и решается, – сказала Офа и толкнула женщину в спину. Та, не удержав равновесие, полетела в воду, ухнула в нее, и ее длинное платье, набираясь и пропитываясь водой, потянуло ее на дно. Женщина стала цепляться за иву, опустившую свои ветки в воду, но они были очень скользкие. Офа нашла палочку и, оттягивая подальше от женщины спасительные ветки в сторону, говорила ей так: – Ну это же хорошая смерть, мама! Ты же сама мечтала и грезила о ней, а я воплотила ее в жизнь. Давай прощаться, ведь все складывается независимо от нас, мама!.. И ты ни в чем теперь не виновата передо мной, я прощаю тебя! Женщина, еще раз глотнув воздуха, скрылась с головой в прозрачную воду, утянутая своим надуманным офелиевским платьем. Через некоторое время все было с ней покончено: тихое течение шевелило ее труп на дне между трав – вода была прозрачная, и дно проглядывалось. Тело матери лежало на спине и двигалось, словно дышало, как живое, с извивающимися прядями вокруг головы. Офа сидела на скамейке, держа в руках вынутое из сумочки дело ее матери из архива: как настоящий судья, перекинув ногу на ногу, опершись одной рукой о палочку. Закуривая, она подпалила и дело. Палочку выкинула далеко в воду, встала и покинула место преступления.
<<На главную Наверх>> Читать следующую повесть>>
СОДЕРЖАНИЕ СБОРНИКА:
